…Впервые мы задаём этот вопрос в том возрасте, когда вообще вопросы задаются чаще, чем на них успевают отвечать. Взрослые и умные, смутившись, отвечают туманно и неопределённо, намекая, что вырастешь – поймёшь. Мы послушно вырастаем и, держа под руку человека, заставляющего так часто биться сердце, снова задаём этот вопрос. И снова нам никто не может дать точного ответа, утверждая, что для полного смысла ответа на этот вопрос мы ещё слишком молоды и не знаем жизни, мы неспособны на что-то значимое. Мы бунтуем и возмущаемся, но глубоко в душе верим этим словам. А потом, когда мы входим в эту чёртову взрослую жизнь, ответ приобретает такое количество оттенков и красок, чаще всего настолько противных нашей сути, что мы не видим его истинного значения. И сам вопрос кажется настолько глупым, что хочется забыть всё, что с ним было связано. И мы забываем. А однажды нас тоже спросят: что такое любовь?..

    …Людские потоки, казалось, слишком бурные и широкие для здания станции метро. За это Евгеша почти ненавидел подземку, за то, что все    давят друг на друга, сами неопределившиеся и из полузависти-полузлобы  мешающие определиться другим. Когда усатый дядечка с портфелем толкает и сердито выговаривает что-то подростку, зазевавшемуся в проходе, он не знает, что ему, находящемуся в процессе становления личности, нужно личное пространство и его уважение. А грузная тётка с большими пакетами, соцработник с десятилетним стажем, когда делает замечание этому дядечке, не знает, что обладатель портфеля невероятно устал от свалившихся на него проблем дома и на работе и у него уже нет сил быть милосердным и чутким. Список можно продолжать до бесконечности, но теперь и Евгеша всего этого не знает. Он просто помнит. 
    Естественно, силы к ним так и не вернулись. Вспоминая прошедшее, Евгений всё сильнее склонялся к выводу, что если бы Мрак не решил передать их силы Прасковье, Свету стоило бы это подстроить. Иллюзия власти полностью исключает собой необходимость самокритики и самоконтроля. Чего они достигли каждый своим даром? Лишь удовлетворения сиюминутных прихотей, при том, что их дар – пусть всего лишь остатки от главного – должен был служить катализатором и направляющей всеобщего движения, в конце концов должного привести или к краху, или к возрождению этого мира. Однако они, увлечённые услужливо предложенными Мраком страстями, отказались от великой цели. И сейчас, в этом душном поезде, поневоле закрадывалась мысль: а если их дар не был тёмным с самого начала и стражи Мрака лишь хотели, чтобы они поверили в это и отдали его им на служение?
    - Молодой человек, аккуратнее! Вы бы ещё прямо на колбасу встали! – возмутился степенный пенсионер с благородной сединой, прикрытой кепочкой двадцатилетнего срока службы.
    - Извините, - вежливо отвечал Евгеша, увидев, что и правда почти наступил в его сумку с продуктами.
    - Извиняю. Под ноги смотреть надо! – надзидательно добавлял дедок, отвоёвывая жизненное пространство у себе подобных.
    Мошкин послушно опустил взгляд вниз, понимая, что на обычном уровне глаз он ничего нового и значимого не увидит. Даже из-за этих глупых и повторяющихся из раза в раз ситуаций он не прекратил поездок к Нате и Чимоданову. Почему-то Евгеше казалось, что им ещё тяжелее, несмотря на то, что свой внутренний мир оба охраняли почище государственной границы.
    Жёлтый свет ламп в вагоне дважды моргнул и стал таким тусклым, что стало возможным различить бетонные стены тоннеля и толстые сплетения кабелей. В поезде резко стало в два раза тише, люди, минуту назад игнорировавшие друг друга или фоново выяснявшие отношения, настороженно оглядывались, перешёптываясь между собой обеспокоенными голосами. Кто-то попробовал постучать в стекло машинисту, но тот только нервно передёрнул плечами и прибавил скорость, показывая, что сам не в курсе происходящего.
    - Мама, мне страшно, - захныкала девочка лет пяти, поднятая на руки молодой женщины. Ей самой, судя по всему, было ничуть не легче, но она ласково гладила дочь по светлым волосам и что-то ей говорила на ухо.
    Евгению, стоявшему почти в самом конце вагона, на миг почудилось, что за задним стеклом мелькнуло что-то вроде автомобильных фар. Парень тряхнул головой, чувствуя неладное и ещё надеясь, что это слабое проявление клаустрофобии, но внезапно ощутил как мурашки бегут по коже. Неприятно застучало в висках, сзади кто-то сдавленно застонал, жалуясь на сердечный приступ. По вагону прошла волна паники, если бы людям было куда двигаться, они бы побежали, но поезд, к счастью, продолжал движение, не обращая внимания своим бесчувственным металлом на головные боли и состояние ступора своих пассажиров.
    Внезапно автомобильные фары, пригрезившиеся Евгению, двумя кометами промчались за движущимся к станции поездом, вызвав истеричные крики и мат пассажиров, и, немного не достав до вагона, погасли. Ударная волна пронеслась по вагону, сбивая людей в один невнятный ком человеческого мяса, вдавливая крайних в стекло машинистской будки и ближних в крайних. Дети тонко плакали, придавленные чужими телами, и снова всех спасло лишь то, что лететь и падать было некуда. А поезд продолжал движение, потому что ударная волна была погашена пассажирами и не дошла до машиниста, лишь слегка тряхнув его кресло.
    Буквально просочившись из дверей вагона вместе с измятыми, напуганными людьми, Мошкин решительно направился к подземному переходу, держа в памяти увиденное в заднем стекле. Тех, кого искал, он нашёл почти сразу же. Два флейтиста стояли безо всяких табличек и ящичков и просто играли.
    Выслушав сбивчивый рассказ бывшего ученика Мрака, златокрылые помрачнели. Один с тяжёлым, но запоздавшим вздохом посмотрел на тоннель, из которого уже спокойно прибыл очередной поезд.
    - Мы временно называем их полюсами. Магия наполняет всё пространство, а в последнее время она стала концентрироваться в комки энергии, - пояснил один из стражей. - Это первый раз, когда образовались два полюса так близко друг от друга. Естественно, что они вступили в противодействие. Вам повезло, что вы были в поезде и вовремя уехали из эпицентра.
    - А почему они тогда следовали за поездом? – спросил сбитый с толку Евгеша. Во время обучения у Арея никто даже не заикался о таких полюсах, а ведь он старался предусмотреть всё.
    - Возможно, наэлектризованный металл притянул, - пожал плечами другой златокрылый. – Просто они по пути растратили всю накопленную энергию и не смогли ударить в полную силу. Если ударная волна от их исчезновения была такой силы, как ты говоришь, разнесло бы полтоннеля, да и нам бы досталось…

    …Снег уже не казался таким светлым и чистым. Холодной и густой пелены больше как будто не существовало. Он держал в своих руках её шлем, её жизнь, её предназначение, и избегал смотреть ей в глаза. Ирка нашла его способом, который он сам ей подсказал. Бежать – не выход.
    - Скажи только – ты причастен к этим ритуалам?
    - Нет. Я один из тех, кто наблюдает.
    - А кто наблюдает?
    - Те, кто могли бы действовать, но не видят в этом смысла.
    Странный диалог, имеющий смысл для обоих, только для каждого свой. Валькирия уже жалела, что стала его искать. Не видя его, не вспоминая, было бы легче. Одиночка всегда будет одиночкой. Молчание.
    - А кто действует?
    - Те, кто хочет жить не по стереотипам, навязанным им и в которые они поверили.
    - Тогда почему ты не действуешь?
    - Потому что у них ничего не получится. Если бы всё было так просто, как они себе придумали.
    Жутковатое чувство, когда к горлу подкатывается комок. Перед ней стоял не тот человек, которого она знала и которым дорожила. Этот, хладнокровный и равнодушный, был чужим. Она просто ошиблась, когда искала, и пришла не к тому. Глупая ошибка и сильнейшее разочарование в жизни. Ирка осторожно взяла из рук парня свой шлем и телепортировала, оставив некромага под белым-белым снегом…

- По официальным данным в период с шестнадцатого по двадцать первое февраля было зафиксировано четырнадцать аномальных явлений по Москве и области, повлекших за собой разрушительные последствия. Не обошлось без жертв: два человека находятся в реанимации, девять госпитализированы с травмами различной степени тяжести…
Страж с крайне неудачливым номером поморщилась и выключила старенький телевизор. То, что будут говорить дальше, было очевидно: администрация принимает меры, Дума выносит вопрос на первоочерёдное обсуждение… А смысл? От их обсуждений уже ничего не зависит.  Люди всё также будут становиться жертвами обстоятельств, пока те, что всё видят, но в силах что-то сделать, что-то пытаются решить.
- Депрессняк, тебе не кажется, что товарищи политики забывают о том, что на карте России есть ещё что-то кроме Москвы? – задумчиво произнесла Даф. Ответом ей был скорбный звук разрываемых когтистыми лапами штор. Скромные занавесочки и без того подходили на звание предмета авангардного искусства, однако творческий пыл кота пока что не убавлялся. – Эй, животное! Я к тебе обращаюсь!
Адский котик издал звук, с которым болгаркой режут трубы, изобразив таким образом мяуканье. Штора его больше не интересовала, как, впрочем, и всякие надутые пижоны в чёрном ящике с кнопочками. Его хозяйку они тоже привлекали мало, но чем-то надо было заниматься в отсутствие Мефа. Призрачное счастье кончилось. Иногда она позволяла себе слабость – забыть о том, что скоро Буслаеву предстоит бой со своим учителем. Впрочем, скоро – это было громко сказано. Обещанный месяц плавно растянулся во всю зиму, а Дафна всё ждала, чем это закончится. Приходящий за полночь Мефодий с синяками и молча уваливающийся спать уже не воспринимался так остро. Ко всему можно привыкнуть, даже к тупой ноющей боли в груди в том месте, где у смертных находится эйдос.
Девушка подтянула колени к подбородку, старательно изображая тоскливо ожидающую героиню мыльных сериалов, но не выдержала и фыркнула от смеха. Как стражу света, ей противно были лицемерие и утрирование настоящих чувств. В последнее время ей в голову стала приходить кощунственная мысль о том, что этот бой даже к лучшему. Эйдос Мефодия попадёт к Свету, у него больше не будет искушений, проблем выбора и прочего, прочего… а она, Дафна, не будет жить без него – просто не сможет. Она сольётся со Светом, и ничто больше не сможет их разлучить. Но это её эгоистичное счастье, возможно, не по душе Мефу. Он, сотворённый из праха, не боится смерти, но хочет жить – и это правильно.
- О чём мечтаешь? – вкрадчиво поинтересовался до боли знакомый голос над ухом. Девушка вздрогнула от неожиданности и удивлённо посмотрела на улыбающегося Мефа.
- Ты чего так рано? Вы же чуть ли не полночи тренируетесь всегда, - напомнила ему Даф, уткнувшись носом в плечо парня.
- А сегодня не стали, - Буслаев осторожно коснулся губами волос хранителя, вдыхая неизменный аромат зелёных яблок. – Если честно, нас Эссиорх разогнал – мы сегодня у него бились. Улита пришла из резиденции вся бледная, дёрганая… в общем, нам там делать нечего было.
- Что-то случилось? – насторожилась светлая. Меф только хмыкнул, не выпуская её из кольца рук.
- Да ничего особенного. Некромаги бузят, полюса полыхают по всему миру, недосдача эйдосов жуткая, но на неё уже внимания не обращают – не до того вроде как. Уже плохой признак.
Дафна подавила тяжёлый вздох. Меф даже не представлял, насколько плохой. Письмо Троила девушка ему предусмотрительно не показывала – неизвестно, какие выводы сделает этот светловолосый баран. Любимый баран – важное уточнение.

Так кстати выпавшее свободное время глупо было расходовать зря, и после короткого совещания победу одержала Дафна с предложением погулять по вечернему городу. В последнее время она полюбила эти прогулки, как и всё, что было связано только с ней и Мефом. Ночь, снег и её руки в тёплых мужских ладонях. Потом им будет о чём вспоминать.
Прохожих, как ни странно, совсем не было, несмотря на довольно ранний час. Впрочем. Недоумение рассеялось, как только наследник и страж почувствовали тонкую завесу магии, ограждающую улицу. Несложно было догадаться, что там идёт бой. Коротко переглянувшись, Меф и Дафна свернули в переулок, откуда магия чувствовалась особенно сильно. Открывшаяся картина вызвала в душе обоих что-то, не поддающееся описанию – светлый страж, видимо, раненый, стоял на снегу, преклонив колено, не в силах стоять, и играл, не подпуская нескольких тёмных. Этой маголодии Даф не знала – она не атаковала, а создавала вокруг играющего светлую завесу, не пускающую враждебные силы. А вокруг лежало несколько тел, уже начинающих исчезать…
Опомнившись, девушка проверенным движением выхватила флейту, в то время как Мефодий уже матереализовал меч и взял на себя сразу двоих стражей. Наследник успел обменяться с ними всего несколькими ударами, когда две атакующие маголодии поставили точку в их существовании. Третий страж телепортировал, не ввязываясь в бой.
Дафна уже была рядом со светлым, наигрывая что-то, от чего страж уже не казался полутрупом, и даже пытался улыбаться. Подойдя ближе. Мефодий заметил золотые крылья у него на шее, упрямо поблескивающие в темноте.
- А мы как раз к вам летели, - со скрытой скорбью в голосе произнёс страж. – Как видите, в одиночку стало небезопасно показываться в нижнем мире.
Буслаев молча кивнул и помог мужчине подняться. В первом он не сомневался – иначе вряд ли бы он оказался в непосредственной близости от их дома. А второе длилось уже давно, и будет длиться до тех пор, пока существует Лигул, Тартар и прочие  радости жизни.
- Письменное послание мы уничтожили в начале битвы, так что расскажу на словах, - продолжал тем временем светлый. – Я думаю, вы уже в курсе последних событий. Здесь становится опасно, Мефодий, а твои силы нам очень скоро понадобятся. Ты с хранителем эвакуируешься в Эдем. Немедленно.
Дафна попыталась что-то сказать, но осеклась. Суть происходящего до неё упорно не желала доходить. Память немедленно связала в логическую цепочку письмо от Троила, с завуалированной просьбой не высовываться до поры до времени, и это послание в форме ультиматума. Она была бы сейчас безумно счастлива, если бы знала, чего таким образом пытается избежать её начальство.

Хаара бесшумно двигалась между деревьями, нехорошим словом поминая холод, Мрак, и, в частности, объект, которому явно было не холодно. Некромаги не болеют, некромаги то, некромаги это… но Лигул их всех подери, почему она до сих пор не метнула копьё?!
Ответ лежал на самой поверхности, но валькирия старательно не замечала его. Она наблюдала за этим некромагом уже довольно долго, успев даже покопаться в его биографии. Точнее, её. И невыносимо сложно было называть «целью» девчонку лет тринадцати. Какой-то трухлявый некромаг решил не испытывать судьбу и, не утруждая себя процессом обучения, передал дар случайной встречной в лопухоидном мире. Что произошло дальше – история стыдливо умолчала, но девочка оказалась причастной к этим ритуалам. Хаара уже поняла, в чём суть – они собирают жизненную энергию в специальные сферы, которые могут её хранить, не передавая до нужного момента. Вот только зачем?
- Зачем ты за мной ходишь? – вполголоса поинтересовалась девочка, не снижая темпа. – Ты уже убила Алису и Михаила. Остатки твоей ауры были на месте убийства. Или мы сражаемся, или ты не мешаешь.
Хаара молчала, поражённая. Она думала, что нигде не могла проколоться. Что некромагам чувство коллективизма чуждо. Что они не посчитают нужным, а если посчитают, то не смогут вычислить валькирий. А оказалось, что она уже давно находится на мушке.
- Не молчи – иначе я нападу первой, - спокойно констатировала девочка, останавливаясь.
«Она меня боится», - пронеслось в голове валькирии. – «Просто боится и не знает, что делать».
- Но ты до сих пор не напала, - заметила Хаара, выходя в поле зрения девочки.
- И ты тоже, - подтвердила некромаг. Хотя какой некромаг? Ребёнок, по ошибке получивший грязную силу и, вероятно, просто вынужденный во всё это влезть.
Пару минут они стояли молча, изучающее глядя друг на друга. Валькирия про себя удивлялась, как девчонка за такой короткий срок научилась копировать ледяное спокойствие магов смерти. Неожиданно для себя она поняла, что сегодня не метнёт дрот. А ещё ей хотелось, чтобы это понял ребёнок, стоявший перед ней.

Небльшая глава, просто чтобы посвятить одному персонажу. Стихи Александра Мелкова.

«У человека должна быть цель. А если она действительно есть, почему-то всегда оказывается, что на самом деле это человек что-то кому-то должен. Когда идёшь на свет, не видишь мелких камушков под ногами, и осознание того, что ты один, приходит только когда уже пропахал носом землю, а все вокруг идут на свой свет и не видят, что тебе нужно подать руку. Но хуже всего то, что ты бываешь слишком гордым, чтобы прямо попросить об этом, потому что знаешь себя и то, что если однажды обопрёшься на кого-то – не пойдёшь дальше сам…»
Багров оторвался от записи и оглянулся назад. С недавних пор ему постоянно стало казаться, что за его спиной раздаются шаги. А когда всеначалец не выдерживал и оборачивался, то даже фоново огорчался, что никого не находил. Значит, его последним свидетелем будет запылившаяся тетрадь – пошло.
А возможно, пошлость – это его вынужденное одиночество. Пресловутый лирический герой из Багрова никак не получался. Характер, видимо, был не тот. Лирический герой должен долго мучиться, перетирая в душе чувства и воспоминания. Матвей так не мог – он чувствовал всё как физическую боль -  очень остро, а потом брал себя в руки и действовал. Боль имеет обыкновение проходить, если не растравливать рану. У Багрова даже было подозрение, что лирические герои, оправдывая своё гордое звание, растравливают её намеренно.

Пожалуй, он мог бы пойти сейчас к кому-нибудь и рассказать всё, что знает, - сведения такого плана всегда достигают нужных ушей, но он этого не сделает. У Света его знания уже не котируются, а с Мрака хватит его эйдоса. Хотя вполне возможно, что скоро не будет ни Света, ни Мрака – только бездушные осколки бытия рядом с надёжно запечатанным Хаосом. Жуткие Ворота уцелеют в любом случае – элементарные маги не тягаются со стражами, но своё дело знают.
Пусть стражи строят догадки – чтобы понять суть происходящего, нужно быть магом, простым смертным с набором основных знаний и хоть в какой-то степени аналитическим мышлением. Тогда всё становится ясно и понятно. Магическое поле мира нестабильно. Некромаги что-то чувствуют и делятся на две группы: те, кто собирается выжить любым способом, и те, кто в темпе передаёт дар и полагается на плюсы посмертного существования. И да, есть некоторые отдельные личности, которые смотрят на всё это и не знают, плакать или смеяться, осознавая бесполезность затеи обеих групп.
Хотя какая разница? Некромаги – банальная верхушка айсберга, твёрдо вознамерившегося протаранить цель. Всё настолько просто, что сначала даже не верится – противостояние двух начал достигло критического состояния. Ни Свет, ни Мрак не могли решиться на кардинальное решение проблемы – вот и получили результат, который будет расхлёбывать вся цивилизация.  Полюса – это так, мелочи. Просто показатель, что критическое состояние долго не продержится – скоро рухнет всё. Тёмные и светлые либо решают свои конфликты самостоятельно, либо… либо, конечно. Финальная битва добра и зла – романтические сказки. Не решённая сразу проблема с Каином превратилась в снежный ком, который просто не может нарастать до бесконечности…

Матвей не знал многого. Например, того, что по серому зимнему небу то и дело вспыхивают, уже не таясь под мороками, золотистые росчерки. Что всемогущий мальчишка сегодня вызверился на очередной морально-этической лекции и прямо высказал, что Свет заведомо в проигрыше из-за своей избирательности – Мрак есть везде, а Света подчас даже не видно. Откуда об этом знать ученику волхва, обитающего в брошенной квартире на окраинах Москвы, который так и не смог далеко уйти дорогих ему людей? 
Тяжёлая дверь с домофоном будто нехотя захлопнулась, отрезая все пути к отступлению. Всеначалец, от которого ничто не зависит, сделал свой выбор. Когда его уже наконец сделают высшие силы? Неясно.
Когда же она случиться, последняя битва? И не случиться ли она в действительности в душах и разумах особо стереотипных индивидуумов, на данный момент  методично выламывающих доски из скамьи, на прошлой неделе заботливо раскрашенной относительно бодрыми пенсионерами?

"И время кровью нальётся,
Мир не вернётся
В старый свой дом!
И легенда о боге проснётся,
Кому-то придётся
Вспомнить о нём!"

За спиной послышались шаги. Багров уже выучил их наизусть – уверенные и неторопливые, сейчас, на хрустящем снегу, с оттенком нерешительности. Впервые за последние недели губы изогнулись в лёгкой улыбке. Больно, когда грудь пронзает Свет, обредший форму оружия. Больше физической боли не будет никогда – уже плюс.

Валькирия золотого копья редко поддавалась упадническим настроениям. Вот и сейчас она убеждала себя, что ничего особенного не случилось. Он сам выбрал. Или это было уже попыткой самооправдания?

Это я и сам понял, когда второй раз прочитал. Можно выразить короче - "бред".
Фик торжественно удаляется в архив неплохих идей, которые аффтар не в силах выполнить.